— Как мне служил, так и Ванюшке служи!

Вот Ванюшка распрощался с отцом, и этот конь ему достался. Пустил его Ванюшка в чисто поле, в широко раздолье. Сам домой пришел.

— Но, кого тебе отец дал?

— Никого не дал. До церкви дубиной гнал.

А сам соплями замазался, тряпицами завесился, корчагу на голову — сел на печку и сидит. Вот братья бегают. Там царь посадил свою дочь в терем на три этажа и объявил:

— Кто ее достанет, за того и замуж отдам!

Братья чешутся, мажутся, на бал собираются. Ванюшка и говорит:

— Братья, я тоже поеду. Дайте мне кобылу!

— Да ты что, дурак. Тебя свяжут, и нам не уйти! Ты всех людей насмешишь.

— Но дайте мне кобылу, я хоть бабам грибов наберу.

— Тогда бери вон ту, еле ходит, ее черви едят.

Братья уехали на бал. А Ванюшка взял эту кобылу, сел задом наперед, хвост в зубы берет. Доехал до огорода, за хвост дернул — шкуру на огород, мясо под огород:

— Ешьте, сороки-вороны, поминайте моего батюшку!

А сам пошел в чистое поле, в широко раздолье. Свистнул по-молодецки, гаркнул по-богатырски:

— Где мой Бурка-космач ни гулял, был бы на пору готов!

Вот Бурка бежит — мать-сыра земля дрожит, лес ломится, трава клонится. Зелены луга хвостом застилат, промеж ног мелки реки пропускат, из ноздрей пал пышет, из ушей дым столбом валит.

Стал перед его, как лист перед травой. Ванюшка коню в правое ухо влез, а в лево вылез — всю богатырску сбрую вынес, на себя и на коня. Седлал его: потнички на потнички, коврички на коврички, сверх ковричков черкасско седло о двенадцати подпругах шелковых — шелк шамотинский. Шелк не рвется, булат не гнется, чисто серебро в грязе не ржавет. Вставал на стремя тальянско, садился в седло черкасско, отправлялся добрый молодец. Драл своего коня по крутым бедрам. Конь его рассержался, от земли отделялся — скакал выше леса стоячего, ниже облака ходячего.

Братьев обогнал Ванюшка, скакнул и заскочил на первый этаж. А его только и видели. Вот склики скликают, барабаны бьют:

— Кто был? Царь-царевич, король-королевич? Или сильный, могучий богатырь?

А он взвился птицей. Приехал, коня в чисто поле отпустил. Грибов бабам набрал и опеть залез на печку. Тряпицами завесился, корчагу на голову надел.

Вот братья приехали, говорят:

— Кто такой был: царь-царевич, король-королевич или сильный, могучий богатырь? На первый этаж заскочил и птицей улетел.

— А не я ли, братья, там был.

— Ох ты, дурак едакий! Тебя свяжут, да и нам не уйти!

— А вот я-то и был.

Назавтре опеть братья чешутся, мажутся, на бал посылаются. Ванюшка опеть просится:

— Дайте кого-нибудь мне, кобыленку, я хоть бабам грибов наберу.

— Да ты все обдерешь тут! Но вон иди, иману возьми.

Ванюшка поймал иману, сел задом наперед, хвост в зубы берет. Доехал до огорода, дернул иману за хвост — шкуру на огород, мясо под огород.

— Ешьте, сороки-вороны, поминайте моего батюшку!

А сам опеть пошел в чисто поле, в широко раздолье, свистнул по-молодецки, гаркнул по-богатырски. Конь к нему прибежал, Ванюшка на него сел. Драл по крутым бедрам — конь скакал выше леса стоячего, ниже облака ходячего. Полетел, заскочил на второй этаж. Тут совсем народ ладушки бьет: кто такой? Он птицей взвился, улетел. Бабам грибов набрал, пришел и на печку сел. Опеть замазался, закутался, корчагу на голову — и сидит.

Вот братья приехали, рассказывают.

— Чё, не я ли там был?

— Ох ты, дурак ты такой! Да тебя свяжут, и нам не уйти!

— А вот я-то и был. — На третий день опеть братья собираются ехать. Ванюшка просится.

— Дайте кого-нибудь мне, я хоть по грибы съезжу.

— Но вот там жеребенка возьми — издавили волки. Езжай по грибы.

Вот он едак же сделал: до ограды доехал, за хвост издавленного жеребенка дернул — шкуру на огород, мясо под огород:

— Ешьте, сороки-вороны, поминайте батюшку! — Сам пошел в чисто поле. Свистнул по-молодецки, гаркнул по-богатырски:

— Где мой Бурка-космач ни гулял, был бы на пору готов!

Бурка бежит — мать-сыра земля дрожит, лес ломится, трава клонится, зелены луга хвостом застилат, промежду ног мелки реки пропускат, из ноздрей пал пышет, из ушей дым столбом валит. Стал перед его, как лист перед травой.

Ванюшка в право ухо влез, в лево вылез — всю богатырскую сбрую вынес, на себя и на коня. Клал потнички на потнички, коврички на коврички, поверх ковриков черкасско седло о двенадцати подпругах шелковых, шелк шамотинский. Шелк не рвется, булат не гнется, чисто серебро в грязе не ржавеет. Вставал на стремя тальянско, садился в седло черкасско, драл своего коня по крутым бедрам.

Конь рассержался, от земли отделялся — скакал выше леса стоячего, ниже облака ходячего.

Прискакал к царскому терему и на третий этаж залетел. А царевна под этот момент Ванюшку золотым кольцом ударила в лоб, и у него стало воссиять. Народ ревет:

— Лови! Держи! — А его и след простыл.

Приезжат домой, коня отпускат. Всяких грибов — червенистых, всяких — бабам насобирал, нарвал. Лоб залепил, домой прибежал. Закутался, замазался, на печку залез.

Но, сказка-то скоро сказывается, а время-то много идет. Там по всем городам жениха этого ищут. Искали, искали — не нашли. А потом тут и говорят:

— А вот какой-то дурак все на печке сидит. Не он ли это был?

Царь поехал со своей дочкой. Царевна зашла, посмотрела на Ванюшку и говорит:

— Дайте-ка мне водички, я его обмою.

Взяла корчагу сняла, тряпочки размотала, Ванюшку вымыла, очистила — на лбу у него воссияло, как адали-звезда!

Она говорит отцу:

— Папочка, не прикажите казнить, прикажите речь говорить: вот это и есть мой жених!

А Ванюшка стал красавец — ни в сказке сказать, ни пером описать! Папонька видит, чё получилось: тако только в сказках быват. Пришлось свадьбу играть.

Все-таки царю не любо, что дочка за простого мужика пошла. Думает: «Я тебя допеку!» — и вызывает к себе Ванюшку с братьями.

— Вот, Ванюшка, како дело: за такими-то горами, за такими-то лесами живет кобылица-златыница, о двенадцати жеребцах. Вот кто мне эту кобылицу достанет, я тому полцарства отдам, а кто не достанет, тому мой меч — того голова с плеч!

Вот братья Ванюшкины засобирались: мы-де, пойдем, че же: «полцарства отдам!»

Вот долго ли коротко, низко ли высоко, близко ли далеко — ходили-ходили, искали-искали. Никого не нашли. А Ванюшка вышел в чисто поле, свистнул по-молодецки, гаркнул по-богатырски, заседлал своего коня и поехал. Подъезжат к медному дворцу, к нему выходит старушка. Тепериче эта старушка спросила его:

— Ты куды, дитятко, собрался?

— Да так и так: ищу кобылицу-златыницу о двенадцати жеребцах.

— О-ёханьки! Вот у меня дальше сестра живет, в серебряном дворце. Я дам тебе шкатулочку медну, ты покажешь — сестра тебе поможет.

Поехал Ванюшка дальше. Ехал, ехал — доехал до серебряного дворца. Вышла к нему старушка ишо той старе. Он ей дает шкатулочку, она узнала, что от младшей сестры. Накормила его, напоила и спрашивает:

— А куда же ты, дитятко, путь держишь?

— Я ищу кобылицу-златыницу о двенадцати жеребцах. Не знаешь ли, где она?

— О-о, не знаю! Может, моя старша сестра знает. Вот тебе шкатулка серебряна, езжай по дороге, пока не приедешь к золотому дворцу. Там живет моя старша сестра, она, может, чё знает.

Взял Ванюшка серебряну шкатулку и поехал дальше. Доехал до золотого дворца, встретила его старушка, совсем старая.

Отдал ей шкатулку, она узнала, кто отправил. Накормила его.

— Куда же ты едешь?

— Ищу кобылицу-златыницу о двенадцати жеребцах.

Старушка ему и говорит:

— Я знаю, где она живет. Поезжай на закат солнца, едь десять дён. В дремучем лесу пасется кобылица-златыница о двенадцати жеребцах. Ты своего коня отпусти, а сам садись на дуб и жди, когда прибежит кобылица и будет чесаться об этот дуб. Тут ты на нее прыгай да держись покрепче.